Кристофер давно научился воевать. Война — наука нехитрая, держи покрепче винтовку и целься в тех, кто стреляет в тебя, и смотри не перепутай, ведь иногда по ту сторону баррикад есть и свои. А даже если и перепутаешь, никто не заметит, потому что в бою все одно — котики, беркуты, орлы и чайки. Воевать на самом деле до омерзения просто и сводится к простому тожеству воевать равно убивать того, кого приказали. Так воевать Крис научился очень давно — без малого почти десять лет назад, когда еще шестнадцатилетним мальчишкой записался в добровольцы. В своей первый год он учился подчиняться. Идти в рукопашную или перестрелку, иногда на хер, а иногда на передовую без единого патрона — но всегда согласно приказу.
Война ведь наука нехитрая. Сначала ты ее раб, потом — жертва, и никогда — хозяин, потому что война она в головах, не на бумаге, не в количестве винтовок или патронов, она в головах тех, кто всегда будет жаждать крови и смерти, и контролировать этот гон не способен никто и никогда, как бы не хотелось иного. А много кому хотелось. За те шесть лет, которые Рен провел с винтовкой в руках, он видел много начальников — недальновидных и блестящих, со звездочками и лентами и иллюзией власти в каждом отданном приказе.
Шесть лет рабства омытые кровью и потом закончились повышением — Кристофера отправили в колледж. Учиться военному делу, убивать не по наитию, а по правилам, и он исправно учился. Впитывал знания, как кожа — кровь, от которой не отмыться даже дегтярным мылом. Крис пытался. А пятна все равно липли к пальцам.
Его первая миссия после обучения, как ни странно, была миротворческой. Мир лепили как обычно — на крови и вранье. Израиль встретил миссионеров НАТО неохотно, как задолжавший жэку неплательщик. Оно и понятно, вмешательство чужаков на востоке никогда не встречали с восторгом. Военные действия во Вьетнами, Ираке или Сирии отличный тому пример, но никто не вспоминает минувшее — дипломаты лобызаются в переговорных, рассыпая солдат пешками, а люди продолжают умирать, и в этом уже нет ничего удивительного.
Крис не дурак, война есть война, понятная и безжалостная. Его юношеские идеалы давно сгорели без права на воскрешение, а значит и мир давно уже канул в беспросветное небытие, так что все он может сейчас — стать рабом рангом повыше. Капля в море, но хотя бы не станет стыдно, если попадется зеркало. Хотя на войне что ни рожа — то отражение твоей собственной, такой же безумной и безучастной, обеспокоенной вопросами выживания, а не морали.
Грин устало прикрывает глаза. Он вернулся совсем недавно, сдал экзамены, как и положено — по книжкам, но то, что он встречает не написали и не напишут ни в одной из них. Рен смотрит и запоминает, впитывает гарь и гниль, подчиняясь неизбывному правилу войны: исполняй приказ, несмотря ни на что. Исполнитель из Криса толковый. Иначе не отправили бы учиться. И теперь, когда за плечами три года зубрежки по книжкам, которым место на полке рядом с мифами, он готов этим приказам не подчиняться.
— Не зевай, а то пуля в рот прилетит, — шутит старший по званию, хотя насмешки излишни. Крис не позволяет себе расслабиться, чего нельзя сказать о товарище слева, который действительно рвет себе пасть откровенным зевком. Кто-то шутит отпускает шуточку про иудеев, и Грин только сильнее сжимает зубы. Он знает: шуты на войне долго не живут, хотя и сам любит сыпать иронией. Впрочем, его юмор — другого толка, всего лишь разменная монетка в диалоге со смертью.
Пуля действительно прилетает Джефферсу в рот, будто заговоренная, и по лицу Криса бьет теплая кровь. Крики мешаются с выстрелами, и те, кто не лишился конечностей, бусинами рассыпаются в щели, лишь бы не сняли снайперы. Стреляют не слишком прицельно, а значит это не операция по устранению. Смута в стакане, и так наполненном кровью.
Пыль стоит столбом, забивая песком глаза. От жары трескаются губы, но страха нет. Кристофер нагибается, уходя от выстрелов, запинается о павшего товарища и кубарем катится вниз. Стоит грязи немного осесть, как мужчина видит рядом с собой еврейку в форме, замусоленной и затертой, но кого сейчас это волнует? На миссии нет дресс-кода, да если бы он и был, Грин вряд ли прошел бы секьюрити — заляпанная кровью форма не располагает к веселью, но Крис все равно усмехается, мрачно и зло, сплевывая песок себе под ноги.
— Хочешь мира, готовься к войне, — хрипит он и, встречаясь взглядом с женщиной, осторожно делает шаг ей навстречу. — Мисс, у вас кровь! Вы в порядке? Я капитан Рен. Миротворец НАТО.
Миротворец. Стоило плюнуть ему в рожу за такое приветствие. Что он и успел натворить в составе своей первой миссии после возвращения, так это абсолютное бесполезное ничего.
Кристоферу хотелось бы себя за это ненавидеть, но он не мог.
— Мисс, вы ранены? Идти можете? Нужно убираться отсюда! — мужчина снова сократил между ними дистанцию, на всякий случай держа на виду руки. Кто знает, на что способны горячие израилетянки, которых тюкнуло по голове чем-то тяжелым?